Эмигрантская симфония.

 


 

Часть 3. Blind Date

 

Она позвонила неожиданно, напомнила о себе и несостоявшемся свидании. Я был приятно удивлен, подтвердил свой интерес к знакомству и предложил выбрать место встречи где-нибудь между нашими городами. Она приняла предложение, указала благоприятное для неё время и предложила мне проработать детали. Я выбрал удобную точку в живописном месте, ближе к ней и дальше от меня, все, как положено, позвонил опять и представил программу действий. Она благосклонно приняла мой план и спросила о направлении возможных прогулок в смысле необходимой обуви.

Через несколько дней, в отличном настроении, подогретом предвкушением встречи с интересной незнакомкой, я отправился в путь по давно известному мне маршруту. Моя комфортабельная Инфинити катила меня на юго-запад по прекрасному калифорнийскому хайвею, стереодинамики излучали Моцарта, а в мозгу созревали смелые технические решения. Пару раз я останавливался, чтобы взбодриться кофейком и подымить, солнышко несло свою вечную добрую службу, и все было очень хорошо. В назначенное время я прибыл.к месту встречи.

Она вышла из новенького белого Лексуса, оказалась средних размеров дамой и посмотрела на меня с улыбкой ярко накрашенного лица, пробормотав что-то в смысле приветствия. Я подавил свои начальные впечатления, отметил благоприятные очертания в области жакета, извинился за растрепанный вид и предложил взять пальто на случай возможных осложнений с погодой. Мы сели в мою машину и поехали гулять.

Двадцать минут спустя мне было сказано следующее: «Вы всегда начинаете с оскорблений?». Причина этого смутившего меня замечания была не совсем понятна: кажется, я выразил удивление по поводу ее незнания какой-то общепринятой терминологии. Не совсем понятно было, что делать дальше. Дама холодно наблюдала за моими неуклюжими попытками отмести мое недостойное подозрение, равно как и за процессом кофепития, очевидно не вызывающем у нее ни малейшего интереса. Потом мы пошли в ресторан.

Дама долго с недовольным видом изучала меню. По временам ее красноватое лицо оживлялось, вероятно, при виде знакомого кушанья. Бодро заказав малоизвестное мне блюдо и снисходительно выслушав мою, более чем ординарную, заявку, она избавилась от верхней части своего замысловатого наряда и пожелала узнать, чем я занимаюсь. Сообщение о том, что я недавно начал работу в маленькой компании, её явно разочаровало. «Как же так?» – спросила она – «Вы так давно в Америке, и до сих пор работаете в маленькой компании?» Было ясно, что успешная карьера представлялась даме последовательной сменой мест работы в порядке возрастающего размера фирм. Мои объяснения по поводу некоторых преимуществ компаний скромного размера и ссылки на роль технического лидера, успеха не имели. В это время принесли еду, и я получил небольшую передышку.

Наша дискуссия за едой (невообразимой тухлятиной, как это бывает в случайных ресторанах) сводилась к двум темам: первая – о неприемлемости какого-либо пренебрежительного или неуважительного отношения с моей стороны (здесь просматривался намек на мои злостные реплики во время кофепития, да, и после этого, кажется, не все было в порядке); вторая – о дочери дамы, представленной пианисткой «высочайшего класса». Данная характеристика транслировалась многократно во все время трапезы. Несомненно, я сам был виноват: кто дернул меня за язык для сообщения (сделанного робко, но, к сожалению, услышанного), что «я тоже играю на пианино». Это неуместное замечание было встречено холодным презрением, и тема талантливой, в будущем гениальной, дочери зазвучала с утроенной силой.

Развитие первой темы (об уважении) шло по линии уточнения некоторых биографических деталей, из которых следовало, что дама происходит из  «уважаемой интеллигентной семьи», к тому же Московской, и что папа дамы был очень «уважаемый и интеллигентный» человек (профиль папиной деятельности раскрыт не был), в то время, как дочь дамы закончила самые  высшие, уникально-престижные курсы музыки в Лос Анжелесе, что неизбежно вознесло её (дочь) к недосягаемым вершинам исполнительского мастерства, и это, в сочетании с предыдущими заслугами семьи дамы (Московской, не забывать!), делало любые попытки некорректного обращения со стороны сомнительных незнакомцев из Северной Калифорнии совершенно несостоятельными.

В попытке взять реванш за мой очевидный провал в профессиональной сфере, я осторожно поинтересовался характером работы моей прелестной собеседницы. Кое-какие сведения об этом деликатном предмете поступили ко мне раньше, создав общее впечатление о сфере услуг. Деталей я не помнил, и вопрос был задан. В ответ дама холодно, стараясь проявить необходимую в таких случаях скромность и не унижать моего практически несуществующего достоинства, коротко сообщила, что работает в Neiman-Marcus, находящемся не где-нибудь там, а непосредственно в городе Beverley Hills, sic! (К сведению непосвященных: Neiman-Marcus – один из самых дорогих и престижных универмагов, а находящийся в составе Лос-Анджелесского мегаполиса город Beverley Hills, в свою очередь, знаменит шикарными бульварами, магазинами и особняками голливудских звезд). Искусно разыграв восторг, я позволил себе попытку проникнуть глубже в служебные обязанности дамы, каковая операция была безжалостно пресечена небрежным замечанием о «работе с клиентами» («покупателями» – пронеслось у меня в голове). Результирующая картина приобрела в моём сознании устойчивую связь с благородной специальностью «продавщицы» (но где, черт побери!). Я был окончательно раздавлен. дама продолжала бубнить.

К моменту выхода из ресторана тупое бешенство стало заползать в мой усталый мозг. Представлялось несколько вариантов продолжения встречи. Первый состоял в том, чтобы незаметным образом, продолжая создавать видимость романтической прогулки, заманить даму в тихий уголок, быстро и умело задушить, после чего с удовольствием выпить чашечку кофе на главной улице городка и, не торопясь, отправиться домой под звуки 23-го концерта Моцарта. Все было хорошо в этом сценарии за исключением необходимости физического контакта с жирной шеей дамы. Другой, очевидно, более мирный план, включал в себя небольшую отлучку под благовидным предлогом, сопровождаемую скрытым одиночным  маневром через огороды в направлении принадлежащего мне транспортного средства и немедленным убытием на Север с приятным ощущением выполненного долга и отсутствием трупов позади. Можно позволить себе сигарету в машине и послушать что-нибудь более современное, например «Radiohead». К сожалению, подобная линия приходила в разрез с твердо укоренившейся во мне концепцией джентльменства: я не мог оставить даму в столь плачевном положении и без транспорта. Неплохо смотрелась также процедура активных сексуально-ориентированных действий, которые следовало предпринять немедленно и в самой недвусмысленной форме. В этом проекте несколько смущало непредсказуемое развитие событий: излишне говорить, что вероятность согласия, как бы мала она ни была, ужасала меня ничуть не меньше, чем процедура получения по морде с последующим вмешательством полиции. Были и другие способы ускорить развязку, и я их напряженно анализировал под тягомотное бормотание моей спутницы.

Тем временем дама переключилась на мой бытовой и морально-психологический облик. Сославшись на печальный пример своего бывшего мужа (у них всегда есть «бывшие»), очевидно, павшего жертвой неумеренного пристрастия к напиткам с повышенным содержанием алкоголя (не удивительно, подумал я: бедный «бывший»!), и, кажется, даже почившего в далекой Москве от последствий оного злоупотребления, дама выразила желание получить соответствующую информацию о своем неудачливом воскресном кавалере, то бишь обо мне. Бедняжка надеялась хоть немного утешиться сведениями о моей полной благонадежности, основательности и трезвенности. У меня мог даже появиться шанс на успех. Но дьявол подсказал мне другое решение, искусив жестоким сценарием, который я и начал немедленно исполнять.

В ответ на предъявленный запрос я неторопливо поведал даме, что от алкоголизма меня успешно вылечили несколько лет назад, и теперешние рецидивы, если и случаются, то не чаще, чем раз в месяц. Я отметил, что в процессе этих безобидных запоев я веду себя вполне пристойно, как правило, тихо сплю мордой в карпете, а если и пристаю к чужим женам, то в исключительно шутливой и мирной манере, к тому же вовсе не из развратных каких-нибудь там побуждений, а исключительно принимая их в своем алкогольном тумане за свою даму сердца. Затем я сообщил о недавних успехах в области снижения суточной дозы никотина – с трех пачек в день до двух, было с гордостью упомянуто, что, просыпаясь утром, я теперь закуриваю не сразу, еще лежа в постели, а исключительно после водных процедур и глотка хорошего красного вина, а иногда чего-нибудь покрепче, в зависимости от событий вчерашнего вечера. (В этом месте дама не то всхлипнула, не то  взвыла и начала незаметно менять направление прогулки в сторону паркинга, что я с удовлетворением отметил).

Продолжая свой честный рассказ, грустно и сдержанно я сообщил даме, что моя застарелая привычка в любой период времени иметь сексуальные отношения как минимум с двумя особями, начинает меня угнетать. Я не скрыл от моей милой собеседницы, что был женат официально четыре  раза (никогда , впрочем, не изменяя упомянутой привычке) и произвел на свет по меньшей мере трех детей, о которых мне известно, и, наверняка, с полдюжины неизвестных. Я совсем приуныл, рассказывая о своих последних приключениях с женщинами, стоивших мне нескольких судебных процессов и полной импотенции в придачу; справедливости ради я отметил, что последнюю мне обещали вылечить средствами современной лазерной медицины.

Во время этой честной исповеди дама несколько раз искоса поглядывала на меня, как бы желая понять причины столь откровенного саморазоблачения; я встречал ее взгляд открытой приветливой улыбкой и продолжал рассказ, разумеется, с целью дать моей прелестной спутнице полный психологический портрет потенциального спутника жизни. Сделав вид, что не замечаю нашего ускоренного движения к паркингу, совершенно вскользь, и как бы завершая свою скромную автобиографическую справку, я заметил, что из наркотиков я предпочитаю самую безобидную марихуану, к которой, в общем-то, здорово привык за последние восемнадцать лет, ну, и по очень большим поводам – героин (я отметил, что кокаин «не пошел»); но этот редко: не более восьми-девяти  раз за прошлый год. Закончив свое чистосердечное признание, я поджег сигарету и жадно затянулся. Некоторое время было тихо.

Внутри  дамы происходила напряженная душевная борьба, внешними признаками которой были пробегающие по красному лицу содрогания, нерегулярные движения бюста и нечленораздельные звуки, напоминающие стоны раненой кабанихи. Степень разочарования в этой проклятой встрече, за сто миль от дома, на которую, несомненно,  возлагались вполне определенные надежды, превосходила отпущенные даме ресурсы стойкости. Я курил, скорбно глядя на дорогу. Взяв себя в руки и придав взгляду выражение максимального презрения, дама выразилась в том смысле, что предмет её поисков категорически отличается от моего растленного портрета, поэтому нет смысла в дальнейшей потере времени, с чем я безоговорочно согласился. Услужливо распахнув дверь авто и стараясь выглядеть удрученным, я помог даме водвориться на пассажирское место, сел за руль и тронулся. Ехать, по счастью, было недалеко. По дороге мне сообщили, что в возможном, но, к сожалению, несостоявшемся, случае взаимной симпатии, счастливчик был бы награжден женскими ласками особой категории; на что я лицемерно-истерически всхлипнул под горящим от мести взглядом красных глаз.

Расставание было коротким и невыразительным. Я сокрушенно извинялся и бормотал в том смысле, что даме обязательно повезет, и как, мол, может не повезти такой фемине и т.д., пожимал ручку, держась на безопасном расстоянии, и, в момент отправки белого лексуса, оставаясь, по возможности, на виду у прекрасного водителя, поспешил за угол по малой нужде. Последним актом дамского бешенства был зверски взревевший на повороте мощный лексуёвский мотор….

Моя  стремительная Инфинити катила меня на северо-восток по прекрасному калифорнийскому хайвею, стереодинамики излучали Моцарта, и периодические приступы хохота вовсе не мешали концерту. Пару раз я останавливался, чтобы взбодриться кофейком и подымить, солнышко несло свою вечную добрую службу, и все было очень хорошо. Прибыл домой я затемно и, всласть посмеявшись напоследок, мирно заснул. Прощай, прекрасная продавщица!

Апрель 2008,
Mountain View, CA

Leave a Comment

Your email address will not be published. Required fields are marked *